Любовь тебя очень ждёт
И если бы кто-то заранее предупредил Катю, что на курсах сомелье она снова не встретит своего мужчину, она бы не стала ввязываться в это сомнительное мероприятие. Ну потому что: а какой смысл? Ну знает теперь Катя, что вот это полнотелое красное из подвяленного на солнце винограда просто создано для особенного случая... Но у неё, у Кати, из особенного на вечер предвидится только ромком на Нетфликсе в обнимку с котом. Вот и проходит Катя мимо полки с итальянскими винами прямо в отдел вискасов.
***
А потом, через год, когда она уже совсем отчается встретить того самого, когда решит, что — была не была! — нужно пробовать, как угодно пробовать, ведь часики тикают (уже 37 натикало!) — в тот самый миг она выйдет на станции метро «Октябрьская» и столкнется лоб в лоб с ним. Он протянет ей букет её любимых ирисов ( и откуда только знает?) и скажет: «Катя, я люблю тебя!», а потом, спустя секунду, смущаясь, краснея, запинаясь об её непонимающий взгляд, добавит: «Ты меня совсем не помнишь, правда?»
***
Конечно, она вспомнила Толю. Почти сразу вспомнила. Самый тихий мальчик в параллели: всегда носил карандаш за ухом, читал на переменах и краснел, если его вдруг окликал кто-то из девчонок. Тогда, на выпуском вечере, он вёл её за руку в актовый зал, точнее, это она его вела, пожалуй, и перекинулись-то они всего парой слов и больше никогда не встречались и не разговаривали и даже вконтакте не были друзьями, не говоря уже о фейсбуке. Но, с его слов, этой пары минут ему хватило, чтобы «влюбиться в неё и пронести это чувство сквозь года, и сквозь пустяцкие свои отношения, в которых не было ровным счетом никакого смысла». Всё это было страшно глупо и неловко. Это метро, эти ирисы, это запоздалое лет на двадцать признание, этот взгляд его преданный, это кольцо, которое (она нутром чуяла) уже тогда лежало ( или хотя бы подразумевалось) во внутреннем кармане его пиджака. Нелепо. Скомканно. Не по мечте. Но когда она смотрела в его глаза, то видела: он на всё готов ради неё. А разве не этого она так ждала, так искала в этих дурацких однотипных ромкомах? «Поехали ко мне» — не спросила, но утвердительно кивнула она, и взяла его за руку, как тогда, и повела. Сначала в супермаркет — за красным, суперфруктовым, из подвяленных на солнце апельсинов, для особенных случае. А потом — в их новый актовый зал: совместное будущее.
***
От слов сразу к делу: нагонять жизнь. Перевезла к нему вещи. Отряд её баночек сразу выстроился в ванной на полке возле его одинокой пены для бритья. Её платья приобняли его рубашки в тесном шкафу. Стань моей женой? Стану. Познакомили родителей. Сыграли свадьбу. Две полоски. У вас будет девочка! Рост 50 см, вес 3000. Назвали Любовью ( Катина идея). Первый крик. Подняла головку. Первое «агу». Перевернулась. Поползла. Села. Встала. Пошла. Сказала: «мама». Катя таяла от нежности к малышке.
Толя всегда был рядом. Вставал по ночам, гладил пелёнки, заглядывал в рот обеим. Любил их безумно. Чрезмерно. Он обнимал Катю так крепко, что она не могла пошевелиться и даже начинала думать, будто он хотел навсегда обездвижить её, срастись с ней, лишить возможности выбора траектории.
Послушай, сказала Катя, мне нужно выходить в люди. Магазин у дома, шоппинг молл, кафе, танцы, концерты, выставки, кино, театры. А однажды Катя пришла на тот самый спектакль.
***
Мгновение.Ток по телу. Катя забыла, как дышать. В чём было дело? И вроде не в улыбке его, полной грусти и несбывшейся нежности, и не во взгляде-магните, иногда выцеплявшем её из всех зрителей, а дело было в том, как он говорил: остро и вместе с тем мягко, медленно и вместе с тем быстро, и случайные паузы внутри слов слышались ей особенной музыкой, и если бы кто-то шепнул ей в тот момент на ухо: «Встань и иди», она бы встала и пошла — ей-богу, пошла бы, прямо к нему пошла бы, на сцену — взяла бы его за руку и увела из зала, чтобы слушать эту музыку вечно.
Пиликнул телефон: «Катюш! Ты скоро? Любовь тебя очень ждёт!» Катя встала и пошла.
